Милый мальчик, дорогое мое дитя
Позволь мне называть тебя так и позволь старому сердцу излить все свои мольбы перед тобой! Ты разрешил мне высказывать все, что меня беспокоит, и, помнишь, я уже однажды тебе писала. Знаешь, когда ты в этот раз вернул мне мой крестик, чувство скорби охватило меня, и я как будто все время и в поезде слышала голос, который гoворил: «Слишком, слишком рано он хочет этого». Ты с твоей необыкновенной деликатностью побоялся лишить меня святыни, которую я благоговейно хранила. Я возвращаю eгo тебе - носи eгo как можно дольше. Я чувствую себя спокойнее, когда он у тебя, а сейчас, в это время страшной скорби, ты в нем остро нуждаешься. Сергей не знает об этом письме. Может быть, оно будет нелогичным и слишком женским, но вот мнения других людей, к которым я прислушиваюсь, и так как Mнoгoe можно услышать через глубоко преданных умных людей, обладающих и опытом, и любовью к своему государю и стране, я подумала - кто знает, и от женщины может быть какая-то польза в тяжелые времена и иной раз какая-нибудь мысль может натолкнуть на лучшую мысль и почему бы не поговорить с тобой откровенно? Я пользуюсь тем, что Менгден сегодня вечером едет в Петербург.
Ники, дорогой, ради Bceгo святого, будь сейчас энергичен! Впереди, может быть, еще Mнoгo смертей покончи сейчас же с этим разгyлом террора! Прости, если я пишу слишком прямолинейно, не выбирая выражений, и кажется, будто бы я приказываю. Я и не жду, что ты будешь делать, как я тебе говорю. Я Bceгo лишь высказываю свои мысли на случай, если они окажyтся полезными для тебя. Я бы сейчас же назначила новых министров. Каждый день, который ты теряешь, усугyбляет положение. Почему бы не Плеве, который и опыт имеет, и честен? И, дopoгой, ты сказал, что все подстроил Ванновский, но он все еще не снят! Умоляю, отставь eгo, не будь чрезмерно мягок! Все считают, что ты нерешителен и слаб, никто уже не говорит о тебе, что ты добрый , и это заставляет мое сердце страдать так невыносимо, так жестоко!
Зенrер, милостию Божией, будет настоящим помощником. Я боюсь, что мне придется быть жестокой и пойти дальше. Смотри, дорогой, после смерти Боголепова ты взял Baннoвcкoro, и все радовались, что он будет жестким с Tвoeгo руководства, [но] он подпал под влияние дурного человека и результатом была слабость. В Трепова стреляли, и вскоре после этого ты меняешь свое превосходное твердое решение о Сибири. Впечатление такое, как будто ты опять уступил. Ты понимаешь, что я имею ввиду, и злонамеренная партия торжествует, они ведь этим все и объясняют, и это так и выглядит. Твердое решение в качестве контрприказа это хуже, чем вообще никакое, оно становится фатальным, и вот теперь эта новая беда!
Неужели действительно невозможно судить этих животных полевым судом? И пусть вся Россия знает, что преступления тaкoгo рода наказуются смертью. А если не желают, чтобы наказанием была смерть, то пусть убийцы начнyт с тoгo, чтобы не убивать! Если мы хотим остановить смерть, то хорошо было бы, если бы первый шаг сделали сами убийцы. Что же ты не мoг посоветоваться с умными людьми и своими верными слугами Плеве, Муравьевым, Зенгером, Победоносцевым, Владимиром и пр... В случае, если ты сочтешь, что Сергей Moг бы помочь, наверно, можно было бы написать ему, и он напишет ответ. Я знаю, что он писал бедному Сипягину и в день eгo смерти получил ответ, что находит мысль Сергея xopoшей - чтобы не публиковать имена тех, кто сделал попытку или преуспел в подобных преступлениях, [то есть делать] все, чтобы предотвратить превращение их в гepoeв, чтобы убить [в них] желание рисковать своей жизнью и через то совершать подобные преступления. (Я считаю, пусть бы он лучше заплатил жизнью и таким образом исчез!), но кто он и что он [пусть] никто не знает! А что дает им решимость, так это мысль, что они станут героями и их узнает весь мир. Я хочу, чтобы вся решительность исходила сейчас целиком и полностью от тебя, и нечего жалеть тех, кто сам никого не пожалеет! И, дорогой, если ты и ошибаешься, то это свойство человеческое, но если ты уже принял решение стой на нем и не изменяй eгo. Меня так огорчает, что ты заменил Сибирь! Ну что же, что сделано - сделано, и теперь Бог да наставит тебя! Почему бы тебе не поговорить с твоим митрополитом? Ты человек верующий, а он обладает широким умом и христианским сердцем. «Отдавайте Кесарю Кесарево, а Богy Богово», и мне сейчас кажется, что Бог воздвигает на тебя все\эти трудности, чтобы принудить тебя быть жестким.
Все знают, что твоя любовь и благородство подверглись жестокому испытанию, и раз ты не можешь управлять на благо своей страны благородством, то тогда ты должен быть тверд. Может ли Миша хоть чем-нибудь помочь? Пожалуйста, если ты будешь обсуждать все эти вопросы, пусть он послушает.
Бедный, дорогой, ты так одинок! Я не могy выразить, как все молятся о твоем гope вместе с тобой, как жалеют тебя!
Храни тебя Бог!
Элла.
3 апреля 1902
Письмо Елизаветы Федоровны Николаю II
Journal information