Дневник Романова Константина Константиновича: весна 1896
[1877 год]
июнь 1877
[1879 год]июнь 1879
июль и август 1879
сентябрь и октябрь 1879
[1880 год] март 1880
апрель и май 1880
июнь 1880
июль 1880
осень 1880
[1886 год] июнь 1886
июль 1886
август 1886
сентябрь 1886
октябрь 1886
[1888 год] август 1888
сентябрь 1888
октябрь 1888
ноябрь 1888
декабрь 1888
[1889 год]январь 1889
февраль 1889
март 1889
апрель - май 1889
[1890 год]январь 1890
февраль и март 1890
ноябрь 1890
декабрь 1890
[1891 год]зима 1891
весна 1891
лето 1891
осень 1891
[1893 год]зима 1893
весна 1893
осень 1893
[1896 год]зима 1896
3 марта (20 февраля). Вторник. Вечером у Сольского комитет Финансов. Мне не только не было скучно, но, напротив, я даже увлекался и сам говорил. Рассматривался вопрос об увеличении в Госуд. банке золотого фонда и о выпуске государств. 4% ренты с целью впоследствии перейти к размену кредитных билетов на золото, и притом так, чтобы монетной единицей будет уже не серебряный рубль, а рубль кредитный.Это чрезвычайно крупная мера.
18 марта (6 марта). Среда. Что за благодать осенила меня в эти три дня: благодаря тому, что нельзя было выходить из дому, я успел сделать то, что не удается и в целую неделю. Не будь этой благословенной простуды, когда бы я успел покончить с длиннейшими записками Голубова и Мансурова по вопросу о монетной реформе? Держась правила спешить покончить с наименее приятным делом, я не откладывая засел за эти записки и одолел их. Вторая меня сильно смутила; я даже ночью об ней думал, заснул под тяжелым впечатлением вызванных ею сомнений, просыпался и сегодня встал все об ней раздумывая. А ну как Мансуров прав? Что, если действительно слова манифеста Екатерины II, где она и за себя и за своих преемников ручается, что ассигнации всегда могут быть разменены на золото или серебро и теперь должны бы оставаться в силе. Что, если мы в комитете Финансов, околдованные умным и ловким Витте, потворствуем реформе, которою Правительство обманывает народ? Жена и Илья Александрович советуют мне просить Государя об освобождении от обязанностей члена комитета Финансов.Витте хочет меня видеть; он невольно идет еще навстречу: я сам хотел с ним переговорить и жду его завтра...
24 марта (12 марта). Вторник. У нас обедал д. Миша; слышал от него, что Государь, так же как и я малознакомый с наукой о финансах, не имеет ясного понятия, полезна или вредна предполагаемая денежная реформа; последнее услышанное им суждение кажется ему правильным...
2 апреля (21 марта). Четверг. Д. Миша официальным письмом сообщил мне, что государь Высочайше соизволил повелеть мне присутствовать в заседаниях Государственного Совета при рассмотрении представления Министра Финансов об исправлении финансового обращения. Я польщен, но и сконфужен: ведь право смешно предполагать во мне финансовые способности. Это может показаться злой иронией.
10 апреля (29 марта). Утром. Наконец попал на подходящие мне перо и чернила; до сих пор перья были все неудачные, а чернила или слишком густые, или чересчур жидки. С понедельника у меня золотое перо от Графини Анны Егоровны, а чернила (шведские) от Людм. Петр. Буксгевден.
11 апреля (30 марта). Суббота. Виделся у Павла Егорыча с Мих. Ильич. Кази. Он находит, что Россия изменила внешней политике Александра III, который не вмешивался в дела иностранных государств. По мнению Кази, защита корейского короля на крайнем востоке и признание Фердинанда Кобурского болгарским князем легко втянут нас во всевозможные приключения, поставив себя в необходимость заниматься внешними делами.Мы невольно отведем наши взоры от своих внутренних обстоятельств, которые для нас несомненно гораздо важнее. А ведь, пожалуй, Кази прав. Он говорил, между прочим, что, поставив одну ногу на не слишком твердую почву Болгарии, мы можем ожидать, что нам больно наступят на эту ногу, а тогда придется, пожалуй, взяться и за оружие.
9 мая (27 апреля). Суббота. В пятницу лег около 1 ч. ночи, а подняли меня уже в 5 утра. Около 6-ти выехал на Николаевский вокзал; стояло прохладное солнечное утро. Людей по 35 человек рассаживали по вагонам. Идут в Москву 1-й и 2-й батальоны, к которым прикомандированы все окончившие в нынешнем году курс учебной команды, а также по нескольку человек с каждой роты. Всего вагонов было, кажется, около 40, из них три 1-го класса для офицеров. У меня отдельное купе. Перед самым отходом приехал Владимир и пожелал нам счастливого пути. В 6 3/4 мы тронулись. Везли нас до Москвы черепашьим ходом, целых 33 часа...
10 мая (28 апреля). Воскресенье. В воскресенье мы проснулись при пасмурной и ветреной погоде, было не больше +2. Словом, чем ближе к Москве, тем хуже. Прибыли в Белокаменную около 4-х пополудни. Высаживались на Бычьей платформе, не доходя вокзала. Когда батальоны построились, я сел на своего Голубка, в этот день ему минуло 7 лет, по случаю чего я нежно поцеловал его в морду. (Мои лошади и экипажи были отправлены в Москву заблаговременно.) Принял знамя и повел батальоны. Мы были в мундирах, несмотря на поддетую фуфайку, я зяб порядочно, руки коченели, как зимой. И все-таки, несмотря на неприветливую, пасмурную погоду, холод и сильную боль в левом виске, я глубоко наслаждался, вступая в Москву верхом, во главе моих батальонов, под звуки марша из «Жизнь за царя»; люди пели стройно. Нас сопровождала толпа народа, впереди, как водится, бежали мальчишки. Не доходя Иверской часовни, я велел выстроиться в батальонные четырехвзводные колонны, фронтом к зданию Думы; составили ружья. Я слез с коня и пошел в часовню поклониться Московской святыне; за мной пошли полковой адъютант, жалонер, штаб-горнист, музыканты и, наконец, все роты при своих офицерах; пока они прикладывались, я оставался в часовне. Когда подошел последний солдат 8-й роты, я после него еще приложился к Иверской иконе, вышел из часовни и сел на лошадь, народ закричал «ура», взяли на плечо и прошли сквозь правый пролет Воскресенских ворот на Красную площадь. Здесь было бы ближе войти в Кремль Никольскими воротами, но я непременно хотел провести людей через Спасские. Вся Красная площадь пестрела местами для зрителей к будущему вступлению Государя. С нами шла густая толпа народа, кричащая «ура», и кидала шапки в воздух. И вот Святые ворота. Музыка смолкла, мы обнажили головы и вошли в Кремль — сердце России...Обедали вечером, оставался у Сергея. У него поместились 18 человек наших офицеров. Около полночи вернулся домой в Потешный дворец, привел в порядок вещи.
18 мая (6 мая). Кремль.
Воскресенье. 5 мая. Жизнь ведем довольно беспокойную, но иначе и быть не может, чем дальше, тем будет становиться суетливее. Утром дождь, после полудня хорошая погода, несколько теплее... Ездил с женой на Смоленский вокзал встречать наследных принца и принцессу Румынских. Какая она милая. Были с визитом у Петюши, а потом у Елены Альтенбургской на Николо-Ямской; в тех краях я никогда не бывал, но, изучив местность по плану, уверенно указывал дорогу жениному кучеру Даниле, который Москвы не знает. Не нарадуюсь быть в Москве: и замысловатые названия улиц, и вид старинных стен, и ворота с горящими перед иконами лампадами, и множество прелестных по своей необыкновенности церквей — все приводит меня в восхищение.
Обедали у Сергея, потом сидели у Оли, а перед сном я с полтора часа читал про Ивана Сусанина и его потомков-белопашцев.
22 мая (10 мая). Кремль. Троицын день. Утром.
Три страницы исписал я о торжественном въезде, а кажется, ничего не сказал. Да и как изобразить всеобщее настроение! Говорят, в толпе многие молились, многие крестили Государя вслед. Имп. Мария Фед. в своей золотой карете все время плакала: ей слишком тяжело вспоминать, как 13 л. назад она эти же торжества переживала со своим возлюбленным мужем. При выходе из Успенского собора в Архангельский произошло небольшое замешательство: духовенство, предшествовавшее Государю, направилось не в южные двери, а в северные. Владимир громким голосом (он не может говорить тихо) окликнул митрополита, который повернулся кругом, и затем шествие тронулось, как следовало. По церемониалу надо было зайти в Благовещенский собор, но Их Величества почему-то прошли мимо его дверей прямо к Красному Крыльцу, вследствие чего духовник Янышев, которому надо было предшествовать, очутился сзади их Величеств...
В тот же день мы с женой ездили в балет, давали «Лебединое озеро» Чайковского. Город прекрасно иллюминирован; на улицах сплошная толпа народа; наша карета должна была двигаться шагом. Я не заметил ни одного пьяного.
26 мая (14 мая). Вторник. Москва. Вечером. После коронации.
Как будто снился мне волшебный сон и я теперь проснулся, не веришь, что все виденное, слышанное и перечувствованное было наяву.
Я уже в 7 ч., пройдя через полные народом большие залы дворца, очутился на Красном Крыльце. Загудел колокол Ивана Великого, раздался салют, на небе не было ни облачка, солнце яркими лучами заливало соборную площадь: высоко под самыми голубыми небесами с пронзительными криками реяли ласточки. Уже было жарко. Войска уже построились, зрители занимали места на трибунах. В 8 ч. семья и иностранные принцы стали собираться в парадной гостиной дворца. В 8 3/4 растворились двери и появилась Императрица Мария Федоровна; сердце сжималось у нас при виде ее, она была в короне и тяжелой порфире, точно жертва разубранная перед закланием. Ее лицо выражало страдание. Следом за нею пошли мы в Успенский собор. Ее ассистентами были Алексей и кронпринц Датский.
Шествие так растянулось, нас с иностранцами было так много, что, когда она вступала в Собор, мы еще не дошли до Красного Крыльца. Издали доносились до нас крики «ура», приветствовавшие ее появление на Красном Крыльце. В Соборе справа от трона и несколько ниже по верхней площадке стояли в. княгини и принцессы, слева (глядя на алтарь) мы, мужчины. Императрица восседала на своем троне, несколько правее престолов Царя и молодой Царицы. Мы заняли места. Мама, Иоанчик и Гаврилушка в нашем шествии не участвовали, а вошли в Собор западною дверью. Мама стала с в. княгинями, а И. и Г. на эстраде напротив нас с Ольденбургскими, Лейхтенбергскими и Мекленбургскими.
Крики на площади возвестили нам шествие Их Величеств. Духовенство вышло встречать речами и «почтить их каждением фимиама и кроплением святой воды». Скипетр нес Гр. Делянов, державу — Набоков, большую корону — Милютин. И вот вошли Их Величества и совершили поклонение местным иконам. Государь был сосредоточен, лицо Его имело набожное, молитвенное выражение, во всем облике Его сказывалось величие. Молодая Царица -- воплощение кротости и доброты. Императрица-Мать казалась также молода, как и 13 л. назад, в день своего коронования. Когда Государь с Супругой воссели на престолах, сановники, несшие регалии, и их ассистенты загородили их от меня, так что я почти ничего не видел, с трудом мог рассмотреть Государя, но слышал хорошо, как Он прочитал «Символ веры». Его ассистентами были Владимир и Миша. Они помогали ему надеть порфиру; при этом разорвалась Его большая бриллиантовая Андреевская цепь. Мне плохо было видно, как Он возложил на себя корону и взял скипетр и державу, а коленопреклоненную перед Ним Императрицу мне совсем не было видно, удалось только рассмотреть, как Он приподнял и поцеловал ее. Слов митрополита Палладия почти не было слышно. Точно так же я плохо слышал молитву, прочтенную Государем, стоящим на коленях. Только когда все опустились на колени, а Государь один стоял во весь рост, я мог на него налюбоваться...
Когда кончился обряд коронования, вся семья, начиная с Императрицы-Матери, подходила приносить поздравления коронованным. Государь поцеловал меня, я чуть не заплакал и сказал ему: «Христос с тобою».
30 мая (18 мая). Суббота. Сегодня утром я с дядей Карлом-Александром и его свитой (из русских при нем и его внуке состоят генер.-адъют. Князь Барклай де Толли Веймар, и нашего полка флиг.-адъют. Кира Нарышкин) был на месте закладки памятника Александру II. Водил нас там П. В. Жуковский.
Дома услыхал от людей, что будто ранним утром, когда на Ходынском поле, где в 2 ч. должен был начаться народный праздник, раздавали народу от имени Государя кружки и посуду (кружек было заготовлено 1/2 миллиона), произошла страшная давка и оказалось 300 человек задавленных до смерти. Тяжело было ехать к 2-м часам на народный праздник, зная, что уже до начала было столько несчастий. Перед самым нашим выездом мне дали знать по телефону, что 2 батальона моего сводного полка вытребовано по дороге на Ходынское поле. По пути мы видели множество войска, гвардейской кавалерии и пехоты; они становились шпалерами по Тверской. Сам я не видел, но мне говорили некоторые, между прочим Митя, что по дороге попадались навстречу пожарные с большими фургонами, переполненными трупами несчастных пострадавших.
На поле перед павильоном, выстроенным для Государя, напротив Петровского дворца, собралось семьсот тысяч народу, т.е. более чем Наполеон привел с собою в Москву. Тут говорили, что погибших уже не 300, а около 1500. Когда Их Величества показались на балконе павильона, грянуло оглушительное «ура». Это была торжественная, дух захватывающая минута. Огромный хор пел «Боже Царя храни» и «Славься» при колокольном звоне и громе пушек. Потом мне посчастливилось быть свидетелем торжественных, восхитительных минут: Государь обратился с речью к волостным старшинам, собранным при дворе Петровского дворца. При этом никому из семейства не предполагалось присутствовать, но Оля напросилась, и, так как ей не с кем было бы вернуться, она и мне испросила у Государя позволение присутствовать. На дворе дворца были разбиты два шатра для угощения волостных. Государь с молодой Императрицей вошел в круг, оставшийся свободным посреди густой толпы представителей от дворян и старшин. Когда смолкло «ура», Он громким голосом, отчетливо и ясно произнес следующие приблизительно слова, обращаясь к старшинам: «Императрица и я от всего сердца благодарим вас за вашу любовь и преданность. Когда вы будете дома, передайте односельчанам нашу благодарность. Многие из вас присутствовали здесь же и помнят слова, сказанные покойным моим Отцом. Я хочу, чтобы вы все помнили эти слова. Я близко принимаю к сердцу ваши нужды и желаю вам успеха; да поможет вам Господь в ваших добрых делах». Я видел, как многие, пока Он говорил, утирали слезы; сам я плакал, да и все плакали. Кажется, и у Императрицы глаза были влажны от слез. Это была великая, незабываемая минута. Много десятков лет пройдет, а слова эти все будут помнить.
Я, кажется, дурно передал Его речь. Боже, как хорошо Он говорил. Потом от имени дворян говорил московский предводитель, не очень складно, но трогательно. Государь ответил, обратившись к дворянам и сказав громким голосом, медленно выговаривая слова. Слова приблизительно следующие: «Я знаю, что вы теперь переживаете трудное время. Дворянство всегда было главною опорой государства. Я желаю, чтобы вы верили, что я всеми силами стараюсь облегчить ваше положение. Благодарю Вас за сочувствие, выраженное нам в эти великие дни». Затем Государь обходил столы, за которыми расселись обедать старшины. Входя во Дворец, он обернулся и при громких «ура» всем поклонился.
Вечером Их Величества и все мы были на балу у французского посла (угол Воздвиженки и Шереметьевского переулка, д. графа А. Д. Шереметева). Французское правительство отпустило великолепную мебель и гобелены на украшение дома. Весь вечер проходил с Кн. С.Н. Голицыной и ужинал рядом с ней. Слышал от Витте, что из Государственного казначейства отпускается 300 000 р. в помощь семьям пострадавших на народном празднике.
31 мая (19 мая). вечером. Воскресенье. Больно подумать, что светлые торжества коронования омрачились вчерашним ужасным несчастием: более 1000 человек погибло утром перед народным праздником. Еще больнее, что нет единодушия во взглядах на это несчастие: казалось бы, генерал-губернатор должен явиться главным ответчиком и, пораженный скорбью, не утаивать или замалчивать происшествие, а представить его во всем ужасе. Между тем это не совсем так. Вчера вечером Государь узнал, что погибло 300 человек — истинное число пострадавших еще не было Ему известно, — вышел к обеду заплаканный и глубоко расстроенный. Я слышал это от очевидца — Сандро.Государь не хотел было ехать на французский бал, но Его убедили показаться там хотя бы на один час, и что же: на балу Владимир, Алексей и сам Сергей упросили Государя остаться ужинать, т.е. отъезд с бала показался бы «сентиментальностью». И Государь уехал с бала после ужина, в 2 ч. Казалось бы, следовало бы Сергею отменить бал у себя, назначенный на завтра, но этого не будет. Казалось бы, узнав о несчастии, он должен бы был сейчас же поехать на место происшествия, — этого не было. Я его люблю и мне больно за него, что я не могу не примкнуть к порицаниям Михайловичей. Я разделяю их мнение вопреки взглядам дядей Государя. Сегодня Их Величество посетили в больнице раненых. За обедней во дворцовой церкви Рождества Пр. Богородицы по приказанию Государя на эктении и литии поминали «верноподданных Царевых, нечаянно живот свой положивших». Царь отпускает по 1000 р. семьям пострадавших.
Продолжение следует...
июнь 1877
[1879 год]июнь 1879
июль и август 1879
сентябрь и октябрь 1879
[1880 год] март 1880
апрель и май 1880
июнь 1880
июль 1880
осень 1880
[1886 год] июнь 1886
июль 1886
август 1886
сентябрь 1886
октябрь 1886
[1888 год] август 1888
сентябрь 1888
октябрь 1888
ноябрь 1888
декабрь 1888
[1889 год]январь 1889
февраль 1889
март 1889
апрель - май 1889
[1890 год]январь 1890
февраль и март 1890
ноябрь 1890
декабрь 1890
[1891 год]зима 1891
весна 1891
лето 1891
осень 1891
[1893 год]зима 1893
весна 1893
осень 1893
[1896 год]зима 1896
3 марта (20 февраля). Вторник. Вечером у Сольского комитет Финансов. Мне не только не было скучно, но, напротив, я даже увлекался и сам говорил. Рассматривался вопрос об увеличении в Госуд. банке золотого фонда и о выпуске государств. 4% ренты с целью впоследствии перейти к размену кредитных билетов на золото, и притом так, чтобы монетной единицей будет уже не серебряный рубль, а рубль кредитный.Это чрезвычайно крупная мера.
18 марта (6 марта). Среда. Что за благодать осенила меня в эти три дня: благодаря тому, что нельзя было выходить из дому, я успел сделать то, что не удается и в целую неделю. Не будь этой благословенной простуды, когда бы я успел покончить с длиннейшими записками Голубова и Мансурова по вопросу о монетной реформе? Держась правила спешить покончить с наименее приятным делом, я не откладывая засел за эти записки и одолел их. Вторая меня сильно смутила; я даже ночью об ней думал, заснул под тяжелым впечатлением вызванных ею сомнений, просыпался и сегодня встал все об ней раздумывая. А ну как Мансуров прав? Что, если действительно слова манифеста Екатерины II, где она и за себя и за своих преемников ручается, что ассигнации всегда могут быть разменены на золото или серебро и теперь должны бы оставаться в силе. Что, если мы в комитете Финансов, околдованные умным и ловким Витте, потворствуем реформе, которою Правительство обманывает народ? Жена и Илья Александрович советуют мне просить Государя об освобождении от обязанностей члена комитета Финансов.Витте хочет меня видеть; он невольно идет еще навстречу: я сам хотел с ним переговорить и жду его завтра...
24 марта (12 марта). Вторник. У нас обедал д. Миша; слышал от него, что Государь, так же как и я малознакомый с наукой о финансах, не имеет ясного понятия, полезна или вредна предполагаемая денежная реформа; последнее услышанное им суждение кажется ему правильным...
2 апреля (21 марта). Четверг. Д. Миша официальным письмом сообщил мне, что государь Высочайше соизволил повелеть мне присутствовать в заседаниях Государственного Совета при рассмотрении представления Министра Финансов об исправлении финансового обращения. Я польщен, но и сконфужен: ведь право смешно предполагать во мне финансовые способности. Это может показаться злой иронией.
10 апреля (29 марта). Утром. Наконец попал на подходящие мне перо и чернила; до сих пор перья были все неудачные, а чернила или слишком густые, или чересчур жидки. С понедельника у меня золотое перо от Графини Анны Егоровны, а чернила (шведские) от Людм. Петр. Буксгевден.
11 апреля (30 марта). Суббота. Виделся у Павла Егорыча с Мих. Ильич. Кази. Он находит, что Россия изменила внешней политике Александра III, который не вмешивался в дела иностранных государств. По мнению Кази, защита корейского короля на крайнем востоке и признание Фердинанда Кобурского болгарским князем легко втянут нас во всевозможные приключения, поставив себя в необходимость заниматься внешними делами.Мы невольно отведем наши взоры от своих внутренних обстоятельств, которые для нас несомненно гораздо важнее. А ведь, пожалуй, Кази прав. Он говорил, между прочим, что, поставив одну ногу на не слишком твердую почву Болгарии, мы можем ожидать, что нам больно наступят на эту ногу, а тогда придется, пожалуй, взяться и за оружие.
9 мая (27 апреля). Суббота. В пятницу лег около 1 ч. ночи, а подняли меня уже в 5 утра. Около 6-ти выехал на Николаевский вокзал; стояло прохладное солнечное утро. Людей по 35 человек рассаживали по вагонам. Идут в Москву 1-й и 2-й батальоны, к которым прикомандированы все окончившие в нынешнем году курс учебной команды, а также по нескольку человек с каждой роты. Всего вагонов было, кажется, около 40, из них три 1-го класса для офицеров. У меня отдельное купе. Перед самым отходом приехал Владимир и пожелал нам счастливого пути. В 6 3/4 мы тронулись. Везли нас до Москвы черепашьим ходом, целых 33 часа...
10 мая (28 апреля). Воскресенье. В воскресенье мы проснулись при пасмурной и ветреной погоде, было не больше +2. Словом, чем ближе к Москве, тем хуже. Прибыли в Белокаменную около 4-х пополудни. Высаживались на Бычьей платформе, не доходя вокзала. Когда батальоны построились, я сел на своего Голубка, в этот день ему минуло 7 лет, по случаю чего я нежно поцеловал его в морду. (Мои лошади и экипажи были отправлены в Москву заблаговременно.) Принял знамя и повел батальоны. Мы были в мундирах, несмотря на поддетую фуфайку, я зяб порядочно, руки коченели, как зимой. И все-таки, несмотря на неприветливую, пасмурную погоду, холод и сильную боль в левом виске, я глубоко наслаждался, вступая в Москву верхом, во главе моих батальонов, под звуки марша из «Жизнь за царя»; люди пели стройно. Нас сопровождала толпа народа, впереди, как водится, бежали мальчишки. Не доходя Иверской часовни, я велел выстроиться в батальонные четырехвзводные колонны, фронтом к зданию Думы; составили ружья. Я слез с коня и пошел в часовню поклониться Московской святыне; за мной пошли полковой адъютант, жалонер, штаб-горнист, музыканты и, наконец, все роты при своих офицерах; пока они прикладывались, я оставался в часовне. Когда подошел последний солдат 8-й роты, я после него еще приложился к Иверской иконе, вышел из часовни и сел на лошадь, народ закричал «ура», взяли на плечо и прошли сквозь правый пролет Воскресенских ворот на Красную площадь. Здесь было бы ближе войти в Кремль Никольскими воротами, но я непременно хотел провести людей через Спасские. Вся Красная площадь пестрела местами для зрителей к будущему вступлению Государя. С нами шла густая толпа народа, кричащая «ура», и кидала шапки в воздух. И вот Святые ворота. Музыка смолкла, мы обнажили головы и вошли в Кремль — сердце России...Обедали вечером, оставался у Сергея. У него поместились 18 человек наших офицеров. Около полночи вернулся домой в Потешный дворец, привел в порядок вещи.
18 мая (6 мая). Кремль.
Воскресенье. 5 мая. Жизнь ведем довольно беспокойную, но иначе и быть не может, чем дальше, тем будет становиться суетливее. Утром дождь, после полудня хорошая погода, несколько теплее... Ездил с женой на Смоленский вокзал встречать наследных принца и принцессу Румынских. Какая она милая. Были с визитом у Петюши, а потом у Елены Альтенбургской на Николо-Ямской; в тех краях я никогда не бывал, но, изучив местность по плану, уверенно указывал дорогу жениному кучеру Даниле, который Москвы не знает. Не нарадуюсь быть в Москве: и замысловатые названия улиц, и вид старинных стен, и ворота с горящими перед иконами лампадами, и множество прелестных по своей необыкновенности церквей — все приводит меня в восхищение.
Обедали у Сергея, потом сидели у Оли, а перед сном я с полтора часа читал про Ивана Сусанина и его потомков-белопашцев.
22 мая (10 мая). Кремль. Троицын день. Утром.
Три страницы исписал я о торжественном въезде, а кажется, ничего не сказал. Да и как изобразить всеобщее настроение! Говорят, в толпе многие молились, многие крестили Государя вслед. Имп. Мария Фед. в своей золотой карете все время плакала: ей слишком тяжело вспоминать, как 13 л. назад она эти же торжества переживала со своим возлюбленным мужем. При выходе из Успенского собора в Архангельский произошло небольшое замешательство: духовенство, предшествовавшее Государю, направилось не в южные двери, а в северные. Владимир громким голосом (он не может говорить тихо) окликнул митрополита, который повернулся кругом, и затем шествие тронулось, как следовало. По церемониалу надо было зайти в Благовещенский собор, но Их Величества почему-то прошли мимо его дверей прямо к Красному Крыльцу, вследствие чего духовник Янышев, которому надо было предшествовать, очутился сзади их Величеств...
В тот же день мы с женой ездили в балет, давали «Лебединое озеро» Чайковского. Город прекрасно иллюминирован; на улицах сплошная толпа народа; наша карета должна была двигаться шагом. Я не заметил ни одного пьяного.
26 мая (14 мая). Вторник. Москва. Вечером. После коронации.
Как будто снился мне волшебный сон и я теперь проснулся, не веришь, что все виденное, слышанное и перечувствованное было наяву.
Я уже в 7 ч., пройдя через полные народом большие залы дворца, очутился на Красном Крыльце. Загудел колокол Ивана Великого, раздался салют, на небе не было ни облачка, солнце яркими лучами заливало соборную площадь: высоко под самыми голубыми небесами с пронзительными криками реяли ласточки. Уже было жарко. Войска уже построились, зрители занимали места на трибунах. В 8 ч. семья и иностранные принцы стали собираться в парадной гостиной дворца. В 8 3/4 растворились двери и появилась Императрица Мария Федоровна; сердце сжималось у нас при виде ее, она была в короне и тяжелой порфире, точно жертва разубранная перед закланием. Ее лицо выражало страдание. Следом за нею пошли мы в Успенский собор. Ее ассистентами были Алексей и кронпринц Датский.
Шествие так растянулось, нас с иностранцами было так много, что, когда она вступала в Собор, мы еще не дошли до Красного Крыльца. Издали доносились до нас крики «ура», приветствовавшие ее появление на Красном Крыльце. В Соборе справа от трона и несколько ниже по верхней площадке стояли в. княгини и принцессы, слева (глядя на алтарь) мы, мужчины. Императрица восседала на своем троне, несколько правее престолов Царя и молодой Царицы. Мы заняли места. Мама, Иоанчик и Гаврилушка в нашем шествии не участвовали, а вошли в Собор западною дверью. Мама стала с в. княгинями, а И. и Г. на эстраде напротив нас с Ольденбургскими, Лейхтенбергскими и Мекленбургскими.
Крики на площади возвестили нам шествие Их Величеств. Духовенство вышло встречать речами и «почтить их каждением фимиама и кроплением святой воды». Скипетр нес Гр. Делянов, державу — Набоков, большую корону — Милютин. И вот вошли Их Величества и совершили поклонение местным иконам. Государь был сосредоточен, лицо Его имело набожное, молитвенное выражение, во всем облике Его сказывалось величие. Молодая Царица -- воплощение кротости и доброты. Императрица-Мать казалась также молода, как и 13 л. назад, в день своего коронования. Когда Государь с Супругой воссели на престолах, сановники, несшие регалии, и их ассистенты загородили их от меня, так что я почти ничего не видел, с трудом мог рассмотреть Государя, но слышал хорошо, как Он прочитал «Символ веры». Его ассистентами были Владимир и Миша. Они помогали ему надеть порфиру; при этом разорвалась Его большая бриллиантовая Андреевская цепь. Мне плохо было видно, как Он возложил на себя корону и взял скипетр и державу, а коленопреклоненную перед Ним Императрицу мне совсем не было видно, удалось только рассмотреть, как Он приподнял и поцеловал ее. Слов митрополита Палладия почти не было слышно. Точно так же я плохо слышал молитву, прочтенную Государем, стоящим на коленях. Только когда все опустились на колени, а Государь один стоял во весь рост, я мог на него налюбоваться...
Когда кончился обряд коронования, вся семья, начиная с Императрицы-Матери, подходила приносить поздравления коронованным. Государь поцеловал меня, я чуть не заплакал и сказал ему: «Христос с тобою».
30 мая (18 мая). Суббота. Сегодня утром я с дядей Карлом-Александром и его свитой (из русских при нем и его внуке состоят генер.-адъют. Князь Барклай де Толли Веймар, и нашего полка флиг.-адъют. Кира Нарышкин) был на месте закладки памятника Александру II. Водил нас там П. В. Жуковский.
Дома услыхал от людей, что будто ранним утром, когда на Ходынском поле, где в 2 ч. должен был начаться народный праздник, раздавали народу от имени Государя кружки и посуду (кружек было заготовлено 1/2 миллиона), произошла страшная давка и оказалось 300 человек задавленных до смерти. Тяжело было ехать к 2-м часам на народный праздник, зная, что уже до начала было столько несчастий. Перед самым нашим выездом мне дали знать по телефону, что 2 батальона моего сводного полка вытребовано по дороге на Ходынское поле. По пути мы видели множество войска, гвардейской кавалерии и пехоты; они становились шпалерами по Тверской. Сам я не видел, но мне говорили некоторые, между прочим Митя, что по дороге попадались навстречу пожарные с большими фургонами, переполненными трупами несчастных пострадавших.
На поле перед павильоном, выстроенным для Государя, напротив Петровского дворца, собралось семьсот тысяч народу, т.е. более чем Наполеон привел с собою в Москву. Тут говорили, что погибших уже не 300, а около 1500. Когда Их Величества показались на балконе павильона, грянуло оглушительное «ура». Это была торжественная, дух захватывающая минута. Огромный хор пел «Боже Царя храни» и «Славься» при колокольном звоне и громе пушек. Потом мне посчастливилось быть свидетелем торжественных, восхитительных минут: Государь обратился с речью к волостным старшинам, собранным при дворе Петровского дворца. При этом никому из семейства не предполагалось присутствовать, но Оля напросилась, и, так как ей не с кем было бы вернуться, она и мне испросила у Государя позволение присутствовать. На дворе дворца были разбиты два шатра для угощения волостных. Государь с молодой Императрицей вошел в круг, оставшийся свободным посреди густой толпы представителей от дворян и старшин. Когда смолкло «ура», Он громким голосом, отчетливо и ясно произнес следующие приблизительно слова, обращаясь к старшинам: «Императрица и я от всего сердца благодарим вас за вашу любовь и преданность. Когда вы будете дома, передайте односельчанам нашу благодарность. Многие из вас присутствовали здесь же и помнят слова, сказанные покойным моим Отцом. Я хочу, чтобы вы все помнили эти слова. Я близко принимаю к сердцу ваши нужды и желаю вам успеха; да поможет вам Господь в ваших добрых делах». Я видел, как многие, пока Он говорил, утирали слезы; сам я плакал, да и все плакали. Кажется, и у Императрицы глаза были влажны от слез. Это была великая, незабываемая минута. Много десятков лет пройдет, а слова эти все будут помнить.
Я, кажется, дурно передал Его речь. Боже, как хорошо Он говорил. Потом от имени дворян говорил московский предводитель, не очень складно, но трогательно. Государь ответил, обратившись к дворянам и сказав громким голосом, медленно выговаривая слова. Слова приблизительно следующие: «Я знаю, что вы теперь переживаете трудное время. Дворянство всегда было главною опорой государства. Я желаю, чтобы вы верили, что я всеми силами стараюсь облегчить ваше положение. Благодарю Вас за сочувствие, выраженное нам в эти великие дни». Затем Государь обходил столы, за которыми расселись обедать старшины. Входя во Дворец, он обернулся и при громких «ура» всем поклонился.
Вечером Их Величества и все мы были на балу у французского посла (угол Воздвиженки и Шереметьевского переулка, д. графа А. Д. Шереметева). Французское правительство отпустило великолепную мебель и гобелены на украшение дома. Весь вечер проходил с Кн. С.Н. Голицыной и ужинал рядом с ней. Слышал от Витте, что из Государственного казначейства отпускается 300 000 р. в помощь семьям пострадавших на народном празднике.
31 мая (19 мая). вечером. Воскресенье. Больно подумать, что светлые торжества коронования омрачились вчерашним ужасным несчастием: более 1000 человек погибло утром перед народным праздником. Еще больнее, что нет единодушия во взглядах на это несчастие: казалось бы, генерал-губернатор должен явиться главным ответчиком и, пораженный скорбью, не утаивать или замалчивать происшествие, а представить его во всем ужасе. Между тем это не совсем так. Вчера вечером Государь узнал, что погибло 300 человек — истинное число пострадавших еще не было Ему известно, — вышел к обеду заплаканный и глубоко расстроенный. Я слышал это от очевидца — Сандро.Государь не хотел было ехать на французский бал, но Его убедили показаться там хотя бы на один час, и что же: на балу Владимир, Алексей и сам Сергей упросили Государя остаться ужинать, т.е. отъезд с бала показался бы «сентиментальностью». И Государь уехал с бала после ужина, в 2 ч. Казалось бы, следовало бы Сергею отменить бал у себя, назначенный на завтра, но этого не будет. Казалось бы, узнав о несчастии, он должен бы был сейчас же поехать на место происшествия, — этого не было. Я его люблю и мне больно за него, что я не могу не примкнуть к порицаниям Михайловичей. Я разделяю их мнение вопреки взглядам дядей Государя. Сегодня Их Величество посетили в больнице раненых. За обедней во дворцовой церкви Рождества Пр. Богородицы по приказанию Государя на эктении и литии поминали «верноподданных Царевых, нечаянно живот свой положивших». Царь отпускает по 1000 р. семьям пострадавших.
Продолжение следует...